Играй, мой баян!

Маленький железнодорожный поселок Шемонаиха, Восточно-Казахстанской области, - это моя Родина. Я родился там, учился и жил, как и все мои друзья. Мы считали себя самыми счастливыми, так оно и было. Зимой, в сугробах строили домики, в которых нам было тепло. Там мы шептались, рассказывая разные истории. У кого были лыжи, - катались с горок, у кого были коньки, - катались по замерзшей реке Убе. Но и тех, и других было мало, - поселок-то бедный, и родители не имели возможности баловать нас коньками и лыжами, поэтому развлекались кто как мог, - строили из снега баррикады, штурмовали их, кидались снежками. Промокшими и замерзшими шли домой, естественно, сполна получали от родителей.

Зато летом нас радовала река УБА. Она занимала все наше свободное время. Там мы учились плавать, купались, загорали, ловили рыбу. Только родители и возвращали домой, заставляли заняться полезным для семьи делом. Выдавалось задание на день, - к вечеру собрать корове травы полный мешок. А как ее соберешь, если вся трава выгорала под жарким солнцем Казахстана. Приходилось часами ходить и по травинке собирать. На это уходило уйма времени! Тащили мы с сестричками этот мешок, а корова съедала все за минуту. Вот зараза! Но она была нашей кормилицей. Любили мы ее. Мама доила корову, а мы с кружками стояли и ждали свежего, теплого молочка. Очень любили пить парное молоко - вкус необыкновенный!

Большим праздником для нас было попасть в клуб - посмотреть фильм. Но фильмы были для взрослых, и детей туда не пускали. Мы задолго до сеанса, когда проветривали кинозал, через запасной выход тайно проникали в зал. Прятались в задних рядах, а, когда начинали запускать зрителей, мы занимали свободные места. Если мест свободных не было и нас прогоняли, - сидели на полу в проходе. Фильмы производили на нас огромное впечатление, хотя многого мы не понимали, но с удовольствием обсуждали, спорили….

Одно из самых ярких впечатлений того времени связано с музыкой. Я очень любил в школе уроки музыки. Любил слушать как играет на баяне наш учитель музыки Вячеслав Иосифович Пчёлка, - виртуоз! Пальцы так пляшут по клавишам! Разучивали песни, которые поднимали настроение. Любили мы такие занятия. Очень захотелось и мне научиться играть на баяне.

Как-то к нам домой забрел странный мужик. С виду он был похож на бродягу. Очень трудно было понять пьяный он или это его постоянное состояние: веселый, шумный какой-то. Говорил шутками-прибаутками, больше сам, никого не слушал. Вскоре, я понял, что он у моих родителей просится пожить у нас некоторое время. Понял, что он странствует в поисках заработка, жилья. Ищет счастья в жизни, да найти не может. Все его вещи были при нем и еще что - то лежало в затертом, грязном мешке. Распирало любопытство, – что же там могло лежать? Долго ждать не пришлось. Из мешка он извлек гармошку, как мне показалось, очень красивую, и начал резко растягивать меха, издавая веселые плясовые мелодии. И тут он мне сразу начал нравиться. Выкрикивая частушки и притопывая ногой, он создавал очень праздничное настроение. Прожил он у нас всего несколько дней и собрался уезжать. Об оплате за проживание и речи не шло, родители с пониманием отнеслись к его жизненной проблеме.

- С такой гармошкой много не заработаешь, очень уж старая да дырявая она у меня. Руки отваливаются к концу вечеринки, - жаловался приезжий, - дай - то бог, в городе на новую гармонь заработаю, лишь бы добраться мне туда.

И только после его слов, я обратил внимание на то, что действительно гармонь сопит, при игре ему приходиться резко растягивать меха.

- Да, ладно уж, что же делать, коль денег нет, а на дорогу-то и дать особо нечего, сам видишь – живем как можем, перебиваемся сами, - сказала мама.

- Хозяйка, - обратился он к маме, - может, кто из соседей гармонь мою купит, недорого возьму, мне лишь бы на билет хватило до города доехать, да покушать в пути.

- Мам, а мам, - давай мы гармонь купим, - шептал я на ухо маме, - очень она мне нравиться, я играть научусь.

- Сынок, да денег нет, - пыталась успокоить меня мать. Подумав, она спросила у него:

- А что же ты за гармошку хочешь?

- Ну, только на проезд до города и на пропитание в пути.

- Ладно, так и быть! На билет я тебе денег дам и десяток яиц отварю на дорогу, - согласен?

- По рукам, хозяйка! Только, прости за любопытство, зачем она тебе?

- Да, вот для младшего сыночка своего. Сколько ты у нас жил, столько он глаз не сводил с твоей гармошки, очень уж она ему понравилась, может и правда научиться, все жизнь у нас веселей будет.

Это стало для меня настоящим праздником.

- На, держи гармонь, да учись не ленись! - сказал мне мужик, вручая гармошку.

Он уехал, а гармонь осталась. Я поставил ее на колени, накинул ремень на плечо и начал растягивать меха. Пальцами старался нажимать на клавиши быстро, как у дядьки, звуки были – музыки нет.

- Сынок, ты не спеши, напевай и старайся, чтобы мелодия была похожа на твою песенку, - говорила мама.

Сестрички мои, Галка с Татьянкой, тоже начали тыкать пальцами и визжать от восторга, но я их просил этого не делать, ведь я учусь – а не балуюсь, как они. От любопытства или из вредности, они пытались мешать мне, но вскоре интерес у них пропал, и они мне больше не мешали. Мешал только я всем своей «игрой» на гармошке.

Всем, - да не всем! Друзьям моим – Саньке и Федьке очень понравилась моя гармошка, они были просто в восторге. Каждому из них тоже захотелось поиграть. Конечно же, у них тоже ничего не получалось, но всем было интересно. Играли по очереди, каждому хотелось поиграть подольше. Родители силком уводили ребят по домам, да и мне надо было делать уроки. Перед сном я ставил гармошку около своей кровати. Уж так она мне нравилась! А, главное, ни у кого из друзей не было такой настоящей гармошки, от гордости аж перехватывало дыхание.

Шло время, а сдвигов-то и не было – я не мог подобрать мелодию ни одной песни. Мне, казалось, что-то похожее уже издает моя гармошка, но казалось это, к сожалению, только мне. Играть я старался много, мне это нравилось, но не мог я ничего подобрать, только отдельные звуки и получались. Всем я уже порядком надоел своим скрипением-сопением. Злорадствовали мои сестрички, да и у мамы уже голова звенела, хорошо, что папа много работал, не до меня ему было.

Надежду мне дала наша любимая тетя Шура. Любили мы ее за то, что она нас баловала - всегда у нее для нас находились сладости. Приводили мы ее по очереди - на субботу и воскресенье к нам домой, а в остальные дни она работала в артели слепых, катала валенки. Была она абсолютно слепой, жила в артели с такими, как и она сама – слепыми, и был у них гармонист, как говорила тетя, от бога талант. Так вот, она пообещала познакомить меня с ним.

- Может, чему и научит, а может, и сам поймешь, увидев кое-какие премудрости в игре на гармошке, - говорила тетя.

В очередной раз, я отвел тетю Шуру к месту ее проживания – в общежитие артели слепых. Была это обыкновенная казарма, где проживало много народа – женщины в одной большой комнате, мужчины – в другой, правда, у каждого была своя кровать и тумбочка под личные вещи.

Тетя обещание сдержала. Взяла меня за руку, держась другой рукой за натянутую проволоку, повела в мужскую половину казармы. Проволока, для удобства слепых, была натянута к магазину, цеху и другим местам общего пользования.

Так я познакомился с гармонистом.

- Зови его дядя Гриша, - попросила тетя.

- Хорошо.

Сам я очень перепугался, когда ушла тетя. В комнате за столом и на кроватях сидели мужики. Было очень мрачно, душно и многолюдно, занимался каждый своим делом. Мое появление внесло в их коллектив оживление, но радости большой не вызвало. Был у них выходной и мое обучение ну никак не входило в их планы. Что бы не обидеть мою тетю и не отказать в ее просьбе, дядя Гриша достал гармонь, посадил рядом с собой на кровать и стал играть. Да, играл он очень хорошо, ну, просто здорово! Пел песни мне незнакомые, грустные, тоскливые, видимо, еще недавно ходил он с ними по вокзалам, да базарам, как и моя слепая тетя, зарабатывал на кусок хлеба. Одних искалечила война, другие были инвалиды детства, а артель дала им вторую жизнь – работу, жилье.

Ему начали тихонько подпевать: «…Эх, дороги, пыль да туман…».

Я, как завороженный, сидел и слушал, боясь пошевелиться.

- Григорий, давай что-нибудь по веселее, подними настроение и без того на душе кошки скребут, - попросил один из его товарищей по комнате. «…Эх, яблочко, да на тарелочке, Надоела мне жена – пойду к девочке…»

Вмиг преобразилась не только музыка, но и комната. Она наполнилась веселыми частушками. Поочередно присутствующие начали подпевать, некоторые - пританцовывать. Разглядеть их лица мне было трудно, так как в комнате было совсем темно, а свет они не включали, слепым он был ни к чему. Про меня они уже и забыли думать. Хорошо, что пришла моя тетя. Она поблагодарила дядю Гришу и увела меня со словами:

- Ну, ты что-нибудь понял? Или ничего не понял с первого урока?

Ну, что я мог сказать тете, подарившей мне такую встречу. Я был настолько переполнен впечатлениями, что сказать ей что-то вразумительное просто не мог. Для меня это было открытие абсолютно иного мира, мира - о котором я не имел представления. К своей слепой тете я привык. Я знал, что ослепла она в детстве после перенесенного тифа. Убежала из дома с бродягами, и родители много лет не могли найти ее. Однажды, родители, будучи в городе Алма-Ата на базаре услышали пение слепых, просящих милостыню. Маме показался знакомый голос. Пробиваясь через толпу, она увидела и не ошиблась, - это была ее родная сестра Шура! Обнялись они и уже никогда не расставались. Увезли родители ее с собой в Шемонаиху. По воскресеньям водили тетю на базар, где она с алюминиевой кружкой стояла и просила милостыню. Не хотела быть иждивенкой, хотела хоть как-то помочь многодетной семье, которая приютила ее. Но, как только в городе открыли артель слепых, она переселилась туда и освоила новую специальность, стала валять (делать) валенки.

Я не считал тетю такой несчастной, как этих людей, которым было некуда идти кроме работы и общаги, – темной, грязной и вонючей. У тети были мы, – родственники, которые ее любили. По воскресеньям она отдыхала у нас дома.

Я не знал, радоваться мне, прослушав виртуозную игру гармониста или плакать, увидев живущих во мраке, абсолютно слепых людей. Одним словом, я отказался ходить к дяде Грише. Тетя меня поняла, и больше я у гармониста не бывал.

Упорно пытался подбирать мелодии на сопящей гармошке. Просил отца заклеить дырки в мехах у гармошки, но у него и без того дел было выше крыши, да и клея нужного не было.

Запомнил несколько песенок, которые напела мне мама, и под их мелодию настойчиво подбирал музыку. Начало что-то получаться. Шло время, я уже всем до чертиков надоел, но мне играть на гармошке нравилось все больше и больше.

Увидев мое упорство и огромное желание научиться играть, отец, к величайшему моему удивлению, ведь я его не просил, принес мне другую гармошку, а эту, сказал, можешь подарить своему другу.

Гармонь-то была намного новее и клавиш больше, которые не западали, и не сопела она, а издавала красивые звуки. Вот это у меня был настоящий праздник!

Старую свою гармонь я отдал Федьке, он даже переспросил у меня – на время я ему даю или насовсем? Взяв гармонь, он, даже не сказав спасибо, умчался домой. Я его несколько дней вообще не видел. Он учился играть. Ему помогали и отец, и мать. Им удалось отремонтировать гармошку и они, по-моему, всей семьей играли на ней. Федька мне даже жаловался, что до него очередь не доходит, то один играет, то другой. Видно, Федьку жаба давила. Его родители быстрее подбирали мелодии, чем я с Федькой. Они ему подсказывали, а он со мной делился, а я с ним. Так у нас и пошло обучение, можно сказать, коллективное.

У меня дела пошли хорошо. Я уже знал много песенок и даже подпевал под гармошку. Мама меня не ругала за то, что я много времени уделяю игре, только очень просила:

- Вначале сделай уроки, а потом играй, сколько захочешь.

Что я и делал.

А летом было вообще здорово, – времени много свободного, – играй, не хочу!

Если честно, мелодии были слабо узнаваемыми. Взрослые посмеивались тихонько, но подбадривали и хвалили за упорство. Конечно было бы еще интересней ходить в музыкальный кружок. Там можно было бы обучиться нотам, о существовании которых я случайно узнал. Но не было в нашем железнодорожном поселке ни музыкальной школы, ни даже музыкального кружка, в те далекие времена, поэтому все я постигал сам, как мог.

Больше всех радовалась моя тетя Шура. Она слушала молча, а когда я заканчивал игру, хвалила меня, и я чувствовал, что это она делала искренне. Ей очень нравилось то, что я не дурака валяю, а делом занят. Так оно и было!

У меня появилось желание научиться играть по нотам. Эту мысль я высказал маме. Она, конечно, порадовалась моим планам. Я ей объяснил, что продается самоучитель игры на баяне, а на гармошку ничего подобного нет.

- Да разве я против, сынок, но баян деньжищ-то каких стоит, мыслимо-ли. Вырастишь, заработаешь и купишь себе баян, жизнь-то она длинная, еще все успеешь, а пока, ну, не могу я тебе ничего даже обещать, - ответила мама.

Тетя Шура, услышав наш разговор с мамой, сказала мне:

- А ты, ведь, и, правда, уже можешь и сам заработать на баян. Летом, я знаю, ты с друзьями дрова пилил, заработал немного денег, купил себе брюки и ботинки кирзовые к школе, молодец! На следующее лето, я попрошу твою маму, она заработанные тобой деньги отложит на баян. Зимой можно ходить на вокзал к пассажирским поездам и семечки жареные продавать. Откладывай денежки в копилку, не все же маме твоей одной все твои проблемы решать.

Мама одобрила предложение тети Шуры и сказала, что не будет забирать все деньги от продаж семечек на вокзале, а частично будет откладывать на баян. Мы ей помогали и раньше, продавать на вокзале, молоко, яйцо вареное, и другое, что обычно необходимо пассажиру в дороге. Детям продавать на вокзале было даже проще. Милиция, если видела, просто прогоняла и грозила сообщить в школу, а взрослых штрафовали, не разрешали продавать, могли даже арестовать.

По воскресеньям помогали отцу продавать на базаре квашенки, бочонки, логушки. Он, помимо того, что работал на железной дороге стрелочником, был отличным бондарем. Вечерами делал своими руками шедевры из дерева. По воскресным дням продавал старший брат Геннадий. У него это лихо получалось. Мог и от милиционера убежать, и найти покупателя.

И вот, процесс накопления денег на баян пошел. Ох, как же медленно он шел!

Целый год, не меньше, собирал я деньги в копилку. Ходил в магазин, смотрел, сколько стоит баян. Уже мыслимо выбирал себе самый красивый! Но деньги такими темпами надо было собирать еще года два.

И вот однажды что я узнаю... Оказывается, тетя Шура тоже собирала деньги. С каждой получки понемногу откладывала она из своего крохотного заработка. И никому об этом ничего не говорила.

- Валерий, я тебе на день рождения добавлю денег на покупку баяна. Пойдем, вместе и купим. Ты рад моему подарку?

- Да! Да! Да! - громко закричал я.

Это был самый замечательный день рожденья. Тетя Шура достала свой узелок и, к удивлению моих родителей, которые не верили в серьезность ее слов, протянула узелок мне.

- Валера, теперь поедем в магазин покупать баян. Денег должно хватить на самый красивый баян, о котором ты мечтаешь.

Родители рты разинули – вот это был сюрприз и для них!

Баян мы действительно пошли покупать с тетей. Честно говоря, ей очень хотелось самой принять участие в этой покупке. Я смотрел на нее, а она постоянно улыбалась, она просто цвела. Казалось, что покупается подарок не мне, а ей. Целый год она откладывала свои копейки и, наверное, постоянно думала о том моменте, когда этот миг свершиться.

Да, мы любили ее все. Она баловала нас, детей, гостинцами при каждой встрече. Но, слишком дорогим мне показался ее подарок!

Она держала меня за руку, и мы шли быстрым шагом в центр города. Она постоянно спрашивала:

- А, будет ли открыт магазин, не на переучете ли он? А смогу ли я донести его до дома, - баян то тяжелее гармошки.

Разговаривала она со мной, видно, от большого волнения, которое испытывала.

- А, как же ты его проверишь, а вдруг он будет не исправный.

Я и сам сильно переживал, но, как мог, ее успокаивал.

В магазине все оказалось намного проще, чем мы думали. Я выбрал перламутровый баян – он был самым красивым из всех, что стояли на полке и денег на него у нас хватало. Тетя Шура попросила меня, чтобы я взял и проверил – играет ли он. Я попросил продавца, он достал с полки и протянул баян. Я накинул ремни на плечи и начал нажимать на клавиши – звук, казался мне, божественным!

- Ну, сбацай что-нибудь, - сказал продавец.

- Да, я играть еще не умею, - ответил я.

- Так какого же ты лешего баян просил, если играть не умеешь, баловаться пришел?

- Да нет, мы покупать пришли вещь дорогую, хотелось бы проверить ее, исправна ли она, - вступила в разговор тетя.

- В магазине все всегда исправно, а если проверить – то баяниста бы попросили, что вы сами-то пришли? Толку от вашего шума в магазине, если играть не умеете, - возмутился продавец.

Видно, продавец не верил, что мы можем купить баян.

- Тетя Шура, берем! - сказал я решительно.

Мне уже не терпелось его купить и поскорее идти домой.

- Правильно, чего тут стоять, будем рассчитываться.

- Валера, отсчитай сколько надо и сдачу не забудь забрать, - сказала тетя.

Сказала автоматически, по привычке. Денег-то у нас было в обрез.

Продавец положил баян в футляр и вручил его мне.

Я даже не знал, что к баяну прилагается футляр для его хранения, он был очень красивым.

Домой я просто летел. Тетя Шура едва поспевала за мной.

Запыхавшие, потные мы влетели домой. Нас уже все ждали. Вопросов было больше чем ответов. Я никого не видел и не слышал, только баян был в центре моего внимания. Всем было интересно его звучание, но я волновался, - смогу ли дать ему толк, справлюсь ли с таким огромным количеством клавиш.

Время все расставило по своим местам. Учиться было намного легче, чем на гармошке. Результатов долго ждать не пришлось. Буквально через несколько дней появились первые мелодии, да какие же они были красивые по сравнению с гармошкой! Уже все понимали и различали песни, которые я наигрывал.

К весне я уже умел мало-мальски играть, знал много песен и частушек. Песни были грустными, а частушки матерными - что услышал, то и запомнил, были и приличные. Конечно, при родителях исполнялись только хорошие песни. Однажды, вышел я на крылечко, а день был чудным, теплым и ласковым. Так захотелось поиграть и попеть песенки. Во дворе никого. Ну, и начал я свой репертуар исполнять. Играл долго, все перепел. Чувствую на себе взгляд чей-то. Поворачиваюсь, и вижу соседку около забора. Стоит, опершись на грабли, и слушает меня. Я чуть язык не проглотил от стыда за свои песенки. А она мне и говорит: