КАРАНТИН
Все началось с команды старшины: «В одну шеренгу, по ранжиру, становись!». Мы долго топтались, пытаясь определить, кто из нас выше или ниже, а, некоторые вообще не поняли, что от них хотят. Сержанты, как щенят, раскидали нас по росту, рассчитали по десяткам и каждому десятку, называемым отделением, представили командира. Это был мой первый, настоящий младший командир в звании ефрейтор, который за две недели карантина, обещал научить элементарным солдатским правилам. Как действовать энергично при подъеме, зарядке, строевой и огневой… Всему обещал научить, главное, он не любит повторять дважды, тоже мне командир, и это мы должны зарубить себе на носу.
В шоковое состояние привело меня, да и не только меня одного, это армейское «лежбище», где предстояло нам ночевать и не одну ночь, а весь период карантина, месяц до нового года. Разместили всех новобранцев в огромном спортивном зале. Были не только призывники из Казахстана, были представители и с других уголков нашей необъятной Родины. Из деревянных досок были сбиты двух ярусные нары, на которых размещались один к одному матрасы. Правда, размещались отдельно новобранцы из Казахстана, отдельно и глубинок России, отдельно ребята с Кавказа, тогда мы их не разделяли на грузин, осетин, чеченцев или черкесов. В огромном спортивном зале освещение было слабое. Вечером, в личное время, писали наспех письма на Родину в полутьме. Ребята с Кавказа устраивали настоящие концерты, хоть их и никто не просил. Вот, такие они горячие! Под барабан, в который били ладошками, они так здорово все танцевали, что - то выкрикивали. Такого я не видел даже в кино. Спортзал ходил ходуном. Но, личное время заканчивалось, а они все не могли успокоиться, очень шумно разговаривали на своем, для нас непонятном языке, хохотали, вели себя как дома. Первые дни и сержанты не могли привести их в чувство. Делали замечание одному, тут же сразу все кавказцы одновременно вступались в его защиту и орали как резанные, что-то выкрикивая на своем языке. Несколько дней они бесчинствовали в спорткомплексе. Об очередной уборке полов, туалетов и территории они и слышать не хотели, это, видите - ли, не мужское дело, для них позорное. Показывали в нашу сторону пальцами и хохотали, пусть они убирают. Хорошо, что до серьезной драки дело не дошло. Одно печально, что эту проблему решали сержанты, а офицеров ветром сдувало после дневных занятий. На ночь никто из них никогда не оставался.
Прошло несколько дней. Старшина сержантам объявил сбор. Сержантами, для краткости, я называю всех младших командиров. Среди них были рядовые, ефрейторы, младшие сержанты, сержанты. Старшина был один, строгий, но справедливый. Его крепкое телосложение, внушало особое к нему уважение. Долго их не было, – совещались. После этого собрания, они в корне изменили свое отношение к кавказцам. При малейшем непослушании кого-то из них, сержанты в полном составе окружали и силком выводили нарушителя, для дальнейшего конкретного воспитательного воздействия. Остальные пытались отбить его у сержантов, да кишка слаба. Никто из остальных новобранцев их не поддерживал, напротив, все дружно их осуждали, сержантов подбадривали одобрительными выкриками. Очень уж надоели они безобразным поведением. Результат мудрого решения сержантов мы увидели буквально через несколько дней. Куда делся их гонор, наглость, не послушание. Учили сержанты очень просто и доходчиво. Заядлый барабанщик, их общий любимец, не понимал, ну ни как, что после отбоя нельзя стучать в барабан. После того, как старшина сделал ему замечание, а тот ехидно засмеялся и продолжал стучать. Старшина выхватил барабан и надел ему на голову, да так удачно, что вытащить голову из барабана помогали его землячки. Мы аплодировали. Результат воспитания не заставил долго ждать. «Барабанщик», увидев старшину, подскакивал, отдавал ему воинскую честь – зауважал, страшное дело! Стал спокойным, нормальным парнем. Вылечил старшина одним ударом по башке. Сержанты научили их полы мыть, и туалет чистить, даже русский язык понимать. А то, куда тебе, особая каста!
Поле зарядки, умываться бежали к ручью. Вода ледяная, чистая-чистая, с гор бежала, холодная - зубы ломит. Большинство ребят, глядя на сержантов, обмывались по пояс. Для меня это была игра – интересная, новая, мужская. Требовались огромные физические усилия, но на все силенок хватало, правда, уставали очень, что называется, – падали с ног. С подъема и до отбоя умудрялись нас занять различными занятиями, которые входили в программу военной подготовки – изучение уставов, строевая и физическая подготовки, устройство автомата и правила стрельбы. Сложным казались простые вещи – подшить подворотничок, почистить сапоги, застелить постель, все это надо было делать быстро, красиво и правильно.
После профтехучилища, в котором я прошел обучение, мне все казалось простым и не сложным. Все как-то пролетало с легкостью. Хорошо, что в Семипалатинске прошел такую подготовку.
Поднятые по тревоге, выдвинулись в район, новый, не знакомый. Шел дождь – промокли бушлаты, на дворе стоял декабрь. Нас привезли на полигон для стрельб. Руководитель стрельб инструктируя произнес пламенную речь, что стреляем в гору, где до наших дней скрывались бандеровцы, уничтожили всех, кто скрывался в «норах» этой горы. Нашими катюшами был нанесен такой удар, что до сих пор склон горы голый, остались одни камни. В Карпатах погода меняется быстро. Вскоре, бушлаты начали становиться колом, дождь прошел, начало резко холодать, руки замерзли так, что едва нажимали на пусковой крючок автомата. Отстрелялись – абы как, – всем зачет. Чтобы совсем не закоченели, - дали команду – бегом марш. Отогреетесь в казарме, - поднимали настроение командиры. Землячки мои потели и сопели, со скрипом, но старались делать все, что от них требовалось, не выражая при этом большой любви и желания к занятиям. Физически менее подготовленные новобранцы частенько плакали, приговаривая – зачем все это? Самый близкий землячек – Виктор Кузнецов, физически все способен был преодолеть, но морально не был подготовлен. Ему казалось, что сержанты над ним издеваются, во многих занятиях он не видел смысла. Сержанты и не старались пояснять нам глубокий смысл и логику упражнений. Они «тупо» тренировали и готовили нас к службе, поясняя просто – должны уметь, и все тебе объяснения. Мне очень нравилось то, что сами сержанты, в большинстве своем, прекрасно выполняли все упражнения. В свободное время они подходили к спортивным снарядам и, поглядывая с усмешкой на нас, демонстрировали очень сложные упражнения. Выглядели они здорово – крепкие, мускулистые тела, по пояс раздетые, хотя была уже прохладная зимняя погода, они вызывали у меня восхищение. Очень хотелось быть похожим на них. Да, назначили, наверное, лучших сержантов для нашей подготовки. При изучении Уставов у некоторых землячков были огромные проблемы. Слабое, знание русского языка, вызывало у сержантов недоумение - что же с ними делать? Обязанности солдата разъясняли с трудом через «местного переводчика», а присягу заставляли просто тупо заучивать, как песню на иностранном языке. Забегая вперед, скажу, что при принятии Присяги, казус - таки произошел. Приехавший на принятие Присяги полковник с вышестоящего штаба проходя вдоль шеренги совершал осмотр. Поравнявшись с моим землячком, он обратился к нему:
- «Как фамилия и откуда приехал»?
– «Рядовой Конанбаев, из Казахстана!», - заорал тот, как учили.
- «Молодец, хорошо отвечаешь, а как служба?»
«Зае-сь! Товарищ, полковник», - тут же ответил матом Конанбаев.
Для него на русском означало хорошо, так ему казалось. Полковник окаменел. Мы все тоже замерли. С последней шеренги, кто-то тихонько начал подсказывать: «Хорошо, хорошо». Как же отреагирует полковник? Что сейчас будет? Но, обстановку разрядил сам полковник.
- «Да, я вижу с русским языком у вас порядок», - сказал полковник, захихикал и пошел дальше.
У нас у всех сразу настало облегчение, мы тоже начали смеяться, но сержант показал кулак, и все как-то успокоились, замерли в строю.
Больше всего донимали кроссы. Бег в сапогах по асфальту – это что-то! На сапогах каблуки обязательно подбивались металлическими косячками, чтобы красиво было и не снашивались быстро сапоги. Однако кроме звона и сумасшедшего неудобства, такая беготня не вызывала радости. На финише трехкилометрового кросса стонало все тело, а позвонки, казалось, высыпались в сапоги. Но, тогда это было принято в войсках и считалось нормой, – стойко переносить все тяготы воинской службы, – был девиз. Портянки в сапогах сбивались, от вспотевших ног они превращались в веревки, и после таких бегов ноги покрывались кровавыми ранами. И стонали, и плакали многие сослуживцы, но перемотав портянки, снова становились в строй. Буквально, всему приходилось учиться, преодолевая себя.
За несколько дней до окончания карантина, с нами начали проводить беседы сержанты и офицеры из разных подразделений. Как мы узнали, они подбирали солдат для своих подразделений: автороте, караульной роте, роте связи и хозяйственном подразделении. О десантных подразделениях и речи не шло. Мне очень хотелось служить в автомобильной роте. Когда со мной начал беседовать ефрейтор. Я выпалил ему сразу, – хочу служить шофером! (Брат Гена учил, - «чем в пехоте, лучше в автороте», из кабины машины пехотинцам рукой махать). Ефрейтор оказался вежливым и деликатным, умеющим вести беседу. Спросил, чем мотивируется мое желание. Я ему рассказал, что по окончании школы я получил права шофера – профессионала 3-го класса и теперь сплю, и вижу себя за баранкой автомобиля.
- «А, работал ли шофером на гражданке, имеешь ли практику вождения?», - спросил он.
- «Нет, конечно», - ответил я.
- «А, чем Вы занимались до призыва в армию?», - спросил он.
- «Я окончил профессионально – техническое училище связи, имею четвертый разряд монтера связи автоматических телефонных станций», - честно ответил я.
- «Это уже интересней!», - радостно воскликнул он.
- «Тут у нас каждый второй видит себя шофером за баранкой, на самом деле «бараны за шоферкой», - громко засмеялся ефрейтор и удалился, шутка у него такая была.
- «Шоферы у нас только машины с утра до ночи моют и красят. Выезжают отдельные машины и то, по тревоге в год раз. Не сделай глупость и не скажи еще кому-нибудь, что ты шофер. Так и будешь по нарядам, да по караулам ходить, света белого не увидишь. Ты СВЯЗИСТ, запомни это! И кто бы тебя не спрашивал, так и отвечай, что ты связист и служить хочешь в роте связи вместе с ефрейтором Гайдуком!», - очень убедительно сказал ефрейтор и, улыбаясь, поспешно удалился.
Я был ошеломлен такой беседой. Она меня и настораживала, – чего от меня хочет этот ефрейтор, и радовала, что я могу попасть в роту связи, наверное, там интересно служить. Его фамилию я толком не расслышал и почти сразу забыл. Но, разговор с ефрейтором постоянно крутился в голове. С другими тоже проводили беседу, но все как-то неопределенно отвечали. Никто толком не мог сказать, куда кого распределят.